Как меня одолели еретики
Ехал я на днях в поезде сцуко. Благовещенск-Владивосток. Примчалсо блять на вокзал за пару минут до отпрафки, злые тетки уже подняли свои ступеньки железные в вагонах и норовят падлы двери позакрывать. Ну нихуйа, залез койэкаг, поехали.
А белет взял заранее, хули, так что место у меня козырное, привилегированное сцуко, нижнее во втором от праводникоф купе. Иду, рюкзак за лямко волоку нах и сам думайу – щас какая небудь бапка доибеццо со своим нытьем, что мол, мне мои старые кости на вторую не поднять никаг, милок, чтож блять делать (Что делать что делать. Нижние места покупать. Они суко заранее продаюцца. Так что нехуй спонтанные поездки зотевать бляцтво, если тебе еще молодыйэ белогвардейцы фтелеге место уступале), то блять сам ея кости закину новерх, а нижнюю никому не атдам. Патаму что сильно фпадлу с нея ночью ссать слазить, а спать и терпеть одновременно – это ебаный врот какой то, проходили уже.
Не, сцуко. Сидит на полке нижней напротиф пелотка какая то малость испуганная, а на моей значиццо полке законной жильцы вершын расположились, потому что блять так принято, что если ты едешь на верхней полке, до можешш до часу ночи ибать моск тем кто на нижней, по мотивам «на своей неудобно сидеть, жрать, бухать и писдеть». Мы вот вежливые люди с братишкой, ибо как то рас по дороге в Хаб выпили литровый баллон вотки и закусили блять колбасой и хлебом, сидя на верхних полках в полусогнутых позах, как патриции. А то што утром нижние пассажиры были все фкрошках и невыспамшиеся изза нашего песдежа и путешествий фтамбур, то уж извините, у вежливости и понимания есть свои пределы и ниибет.
Ну, думаю, сцуко, щас эти лысые мальчуганы с верхних полок начнут фпозу встовать что им ахота с пелоткой паписдеть, придеццо как то договариваццо. Ан нет – это, говорю, мое место. Они в атвет канешна канешна, маладой человег, щас мы все уберем. Поубирали свои сумки дрисные новерх и давай суетиццо стелиццо, чтоп мне не мешать. Попадаеццо же молодежж достойная, думаю. Тимурофцы прямо. Пастелились, я пака блять посидел отдохнул – хулеж, стоко пить в Благе, марш-броски строго противопоказаны – и говорят, мы можно еще немного почалимся тут на вашей полочке, вы пока не ложитесь? Я говорю да хулеуж сразу ложиццо то? Сам хоть пригляжусь отчего пелотка унывает.
Ну сели значед. Один на мою, другой на пелоткину. Тот, который на пелоткиной, вдруг говорит – а вас как зовут, молодой человек? Думаю, неужто сцуко ахтунг попалсо? Не, мыслю, либо не ахтунг, либо ваще туши свет, патаму что такую рожу, как у меня в тот вечер была, никто бы френдлентить не осмелилсо из человекоф. Пелотка кстате как меня отобразила ваще приуныла песдетс. Сцуко в это время второй слева от меня как зашепчет быстро-быстро: харе кришна харе харе, харе ищо хуйпайми чо ну и фсе в таком духе. И чотками сцуко щелкает. Йооооооптваю, думаю. Вот это блять суко да. Тото пелотка и до меня груснайа была. Даибались уже сцуконахи.
Меня, говорю, Андрей зовут и я спать хочу штопесдетс. Не поверите бля, трое суток бухал, ревел как свинья и по проспектам бегал. Зайэбалсо. Те пасматрели с сомнением, полезли паочереди новерх. Пака лезли, я разглядел наконецто, что они не полностью лысые то, а на затылке у них какая то иботь отросла из волос. И спать йобнулся, а харехаре с верхней полке убил нах группой мегадетх в наушнегах.
Проспал сцуко часоф 14. Просыпаюсь от какого-то вкрадчевого пездежа – хуле, мегадетх давно закончелся и спасу от еретикоф никакого нет. Открываю втишь один шар – стоит сцуко посреди купе третий кришнаид, перед пелоткиным иблом книшкой размахивайэт, это, говорит – бхаговадгита и бля сцуко это весчь. Читайу блять атарваццо нимагу. Тут описаны великие войны брахманоф, которые блять сваими мантрами магли ядерный взрыф устроить локальный. Хуй знает что это значет. Бывает наверно нелокальный, а такой, на весь мир взрыф. Пелотка уже жопой йорзайэт, у нийо титрадко с лекциями в руке и блять ей на брахманоф явно насрать с высоты. У нее экзамен, блять, и препод пра мантры хавать явно не станет и залепид неуд ацкий сотона. Мне, лепечет пелотка, это фсе неинтересно. Как же неинтересно, изумляеццо еретиг. Йобнулась, сестра? Неужто тебе не хочеццо знать, что будет после смерти.
Тут я не выдержал, решил, что курить пора идти. Сел на полке и говорю – чуваг, ты не праф. Он поворачиваеццо ка мне, тож видит маю рожу заспанно-небритуйу, но сцуко, надежды обратить меня в свою оранжевую веру не теряет. Почему же не прав, говорит? А как же бхаговадгита? Ты тупишш, говорю я. Чтобы узнать, что будет после смерти, нужно не хуйню фсякую четадь, а тупо умереть. Еретиг подумал чутог и говорит: но ведь будет уже слишком позно! Нихуйа, отвечаю. Ф самый раз.
Кагда вернулсо из тамбура, пелотка мне подмигнула, невзирайа на мае ибло, а крешнаиты до самой Хабары точили галупцы и запевали какой-то жижей из пластековых сисег, называя иё «наш напиток». С виду нихуйа не нектар брахманоф, а старое варенье, разведенное вадой из крана, но тут я не спец. Еретизм пайэхал ф Бабруйсг.
А белет взял заранее, хули, так что место у меня козырное, привилегированное сцуко, нижнее во втором от праводникоф купе. Иду, рюкзак за лямко волоку нах и сам думайу – щас какая небудь бапка доибеццо со своим нытьем, что мол, мне мои старые кости на вторую не поднять никаг, милок, чтож блять делать (Что делать что делать. Нижние места покупать. Они суко заранее продаюцца. Так что нехуй спонтанные поездки зотевать бляцтво, если тебе еще молодыйэ белогвардейцы фтелеге место уступале), то блять сам ея кости закину новерх, а нижнюю никому не атдам. Патаму что сильно фпадлу с нея ночью ссать слазить, а спать и терпеть одновременно – это ебаный врот какой то, проходили уже.
Не, сцуко. Сидит на полке нижней напротиф пелотка какая то малость испуганная, а на моей значиццо полке законной жильцы вершын расположились, потому что блять так принято, что если ты едешь на верхней полке, до можешш до часу ночи ибать моск тем кто на нижней, по мотивам «на своей неудобно сидеть, жрать, бухать и писдеть». Мы вот вежливые люди с братишкой, ибо как то рас по дороге в Хаб выпили литровый баллон вотки и закусили блять колбасой и хлебом, сидя на верхних полках в полусогнутых позах, как патриции. А то што утром нижние пассажиры были все фкрошках и невыспамшиеся изза нашего песдежа и путешествий фтамбур, то уж извините, у вежливости и понимания есть свои пределы и ниибет.
Ну, думаю, сцуко, щас эти лысые мальчуганы с верхних полок начнут фпозу встовать что им ахота с пелоткой паписдеть, придеццо как то договариваццо. Ан нет – это, говорю, мое место. Они в атвет канешна канешна, маладой человег, щас мы все уберем. Поубирали свои сумки дрисные новерх и давай суетиццо стелиццо, чтоп мне не мешать. Попадаеццо же молодежж достойная, думаю. Тимурофцы прямо. Пастелились, я пака блять посидел отдохнул – хулеж, стоко пить в Благе, марш-броски строго противопоказаны – и говорят, мы можно еще немного почалимся тут на вашей полочке, вы пока не ложитесь? Я говорю да хулеуж сразу ложиццо то? Сам хоть пригляжусь отчего пелотка унывает.
Ну сели значед. Один на мою, другой на пелоткину. Тот, который на пелоткиной, вдруг говорит – а вас как зовут, молодой человек? Думаю, неужто сцуко ахтунг попалсо? Не, мыслю, либо не ахтунг, либо ваще туши свет, патаму что такую рожу, как у меня в тот вечер была, никто бы френдлентить не осмелилсо из человекоф. Пелотка кстате как меня отобразила ваще приуныла песдетс. Сцуко в это время второй слева от меня как зашепчет быстро-быстро: харе кришна харе харе, харе ищо хуйпайми чо ну и фсе в таком духе. И чотками сцуко щелкает. Йооооооптваю, думаю. Вот это блять суко да. Тото пелотка и до меня груснайа была. Даибались уже сцуконахи.
Меня, говорю, Андрей зовут и я спать хочу штопесдетс. Не поверите бля, трое суток бухал, ревел как свинья и по проспектам бегал. Зайэбалсо. Те пасматрели с сомнением, полезли паочереди новерх. Пака лезли, я разглядел наконецто, что они не полностью лысые то, а на затылке у них какая то иботь отросла из волос. И спать йобнулся, а харехаре с верхней полке убил нах группой мегадетх в наушнегах.
Проспал сцуко часоф 14. Просыпаюсь от какого-то вкрадчевого пездежа – хуле, мегадетх давно закончелся и спасу от еретикоф никакого нет. Открываю втишь один шар – стоит сцуко посреди купе третий кришнаид, перед пелоткиным иблом книшкой размахивайэт, это, говорит – бхаговадгита и бля сцуко это весчь. Читайу блять атарваццо нимагу. Тут описаны великие войны брахманоф, которые блять сваими мантрами магли ядерный взрыф устроить локальный. Хуй знает что это значет. Бывает наверно нелокальный, а такой, на весь мир взрыф. Пелотка уже жопой йорзайэт, у нийо титрадко с лекциями в руке и блять ей на брахманоф явно насрать с высоты. У нее экзамен, блять, и препод пра мантры хавать явно не станет и залепид неуд ацкий сотона. Мне, лепечет пелотка, это фсе неинтересно. Как же неинтересно, изумляеццо еретиг. Йобнулась, сестра? Неужто тебе не хочеццо знать, что будет после смерти.
Тут я не выдержал, решил, что курить пора идти. Сел на полке и говорю – чуваг, ты не праф. Он поворачиваеццо ка мне, тож видит маю рожу заспанно-небритуйу, но сцуко, надежды обратить меня в свою оранжевую веру не теряет. Почему же не прав, говорит? А как же бхаговадгита? Ты тупишш, говорю я. Чтобы узнать, что будет после смерти, нужно не хуйню фсякую четадь, а тупо умереть. Еретиг подумал чутог и говорит: но ведь будет уже слишком позно! Нихуйа, отвечаю. Ф самый раз.
Кагда вернулсо из тамбура, пелотка мне подмигнула, невзирайа на мае ибло, а крешнаиты до самой Хабары точили галупцы и запевали какой-то жижей из пластековых сисег, называя иё «наш напиток». С виду нихуйа не нектар брахманоф, а старое варенье, разведенное вадой из крана, но тут я не спец. Еретизм пайэхал ф Бабруйсг.
